\"Могилевская Хоругвь\"

В русской военной практике, как показал и ход Куликовской битвы, стойко держались набор оружия и некоторые приемы владения им, унаследованные от домонгольского времени. Письменные источники фиксируют последовательное применение в схватках стрел, копий, мечей или сабель, которое источником около 1500 г. описывается, например, в следующих традиционных выражениях: "И от копейного сокрушения гремение бывает велие, и щиты разбиваются, и шеломы низпадают, звучит в воздухе и треск сабельный, от частого сражения бряцание, падают воины, овии ранены, а овии убиты".

Как и рогатина, топор в позднесредневековых источниках отмечен в качестве необходимой походной принадлежности и средства боя пехотинца. Так, по поводу выступления московских воевод против татар в 1444 г. замечается, что "пешая рать многа собрана на них и ослопы, и с топоры, и с рогатинами". В истории боевого топора скрещиваются две противоречивые тенденции. Господство конницы (что было в XII и первой половине XVI в.) низводило его до уровня плебейского оружия, но усовершенствование доспеха и усиление пехоты снова выдвигало топор в качестве популярного боевого средства. Последняя тенденция оживляется в XIV-XV вв., когда возрождается почти совсем угасшая в XII в. боевая спецификация топора. Подтверждением служат секиры-чеканы и топоры-булавы с лезвиями трапециевидной формы, найденные в Новгороде и Владимире. Первые имеют на лезвии монетовидные клейма в виде выложенного серебром геометрического узора. Очевидно, речь идет о высококачественной продукции мастеров-секирников, экспортировавших, как известно по сведениям начала XVI в., свои изделия к лопарям (саамы) и татарам. Отметим, что по своему типу найденные в Новгороде и Владимире вещи либо вовсе не известны в домонгольский период, либо представляют заметную переработку прежнего чекана.

Топор как ударно-дробящее средство будет использоваться в течение всего "монгольского" периода, что служит показателем все более возрастающего "бронирования" воинов того времени. Подобного рода топоры имели специфически клиновидные лезвия шириной 7-9 см и еще в первой половине XVI в. (о чем свидетельствуют образцы, найденные в Москве в Ипатьевском переулке и в Орешке) входили в состав снаряжения знатного горожанина или его двора.

Повышение военного значения топора вновь после известного перерыва ставит его в число парадных церемониальных предметов. Так, в свите московского государя, выезжавшего на охоту, С. Герберштейн видел князя с секирой. Несколько раньше, а именно под 1468 г., летописец впервые упоминает о придворном секироносце-бердышнике. Новый термин (происходящий, как полагают, от древневерхненемецкого "Barta", "Barda"-в значении "широкий топор") связан с длиннолезвийным бердышом, широко принятым в стрелецком войске XVI в. Распространение бердышей, однако, можно приблизить ко времени их первого упоминания. Бердыши использовались в качестве подпорки для ствольного огнестрельного оружия, а пользовавшиеся ими "огненные стрельцы", выступавшие с ружьями, были сформированы не позднее последней четверти XV в. Следовательно, принятие бердыша скорее всего отвечало нуждам нового воинского формирования - пехоты, вооруженной ружьями-пищалями. Само устройство бердыша с его полулунным лезвием и длинным топорищем, рассчитанного на размашистый удар двумя руками, а иногда и укол, также очень специфично. Кроме Руси, бердыши в конце XV в. появились в Швеции, и будущие исследования должны ответить на вопрос, скрывается ли здесь какое-либо техническое взаимодействие.

В отличие от стрельцов, в дворянской коннице употребление всякого рода топориков, а также дробящих клевцов (протообразцы последних зарегистрированы в отечественных находках первой половины XIII в.) было ограничено, и к концу XVI в. это оружие, судя по документам, почти выходит из употребления.
http://rus-druzhina.ru/materials/arms13.php